Неосторожный шаг - Страница 27

Интерьер составлял единое и гармоничное целое с наружным обликом дома. Здесь царил безмятежный покой. Элизабет ожидала увидеть жилище Филиппа ультрасовременным пристанищем холостяка или это могли быть апартаменты в духе ночного клуба. Но мирный старый фермерский дом с его атмосферой спокойствия поразил Элизабет до глубины души. Однако, какое ей дело до того, как он живет! Какое ей дело до него самого!

— Вы опять хмуритесь, — разочарованно протянул Филипп. — Я собирался показать вам спальни, но, учитывая столь свирепое выражение на вашем лице, это, возможно, не самая лучшая идея?

— Я не хмурюсь. Ваш дом чудесный, сплошное очарование, и я хотела бы посмотреть комнаты наверху, если вас не затруднит.

— Что вас огорчает? — Он не двинулся с места, пока она медленно шла к лестнице.

— Ничего. Я уже говорила. — Элизабет повернулась и посмотрела ему в лицо, стараясь улыбаться и говорить непринужденно.

— Этот дом не соответствует тому, что вы ожидали увидеть? — спросил Филипп, уже в который раз показывая свою пугающую проницательность. — Вы ожидали чего-то менее… гармоничного?

— Вовсе нет. — Она никогда не умела лгать, и это было тем более трудно под его пристальным взглядом.

— Не думаю, что вы говорите правду, но, как вы сказали мне однажды по другому поводу, ваши мысли принадлежат только вам. — Он приблизился к ней, все еще стоявшей в замешательстве, обнял за талию и, ласково заглянув в лицо, произнес: — Для такого маленького создания сердце и ум поистине железные, не так ли?

— Нет…

— Нет да. — Когда она попыталась выскользнуть из его объятий, они стали еще более крепкими. — Железные. — В его глазах разгорался огонь. — Когда я впервые увидел вас в дверях лондонской квартиры Джулии, то вы показались мне хрупкой маленькой девочкой — юной и до странности невинной, хотя я думал тогда, что именно вы жена моего брата. А потом… потом я узнал, что вы сестра, притом старшая сестра Джулии — сила, с которой считаются в мире телевидения, женщина энергичная и честолюбивая…

— Филипп… — Он проигнорировал ее протест, как будто она вовсе ничего не сказала. Его голос был по-прежнему тихим и серьезным, но в нем появились нотки, наводившие на нее слабость и истому.

— Карьеристка, черствая и бездушная. Но почти сразу же эта иллюзия рассеивается, и я вижу тигрицу, которая яростно защищает свое чадо — в данном случае сестру. Выясняется, сколь многим вы пожертвовали ради сестры после смерти родителей, хотя никто не осудил бы вас, если бы вы продолжили образование, чтобы сперва самой встать на ноги.

— Послушайте, все это уже в прошлом. Мы пойдем наверх? Я хочу сказать… Вы собирались показать мне оставшуюся часть дома, — пробормотала запинаясь Элизабет, так как его близость уже мутила ее рассудок и лишала самообладания.

— А затем, в доме моих родителей, я вижу вас в образе холодной старой девы, чопорной англичанки — презрительной, высокомерной и гордой.

— Филипп, пожалуйста…

— И как раз тогда, когда я решил было, что вы действительно холодная и недоступная, какой хотели казаться, я узнаю, что вы были замужем и уже успели овдоветь, что вы любили мужчину и согласились подчинить ему свою жизнь…

— Филипп! — Теперь она все же вырвалась из его объятий, ее лицо пылало. — Да, я была замужем за Джоном Макафи и моя фамилия Макафи.

— А теперь я вижу, что это хрупкое создание, этот блуждающий огонек, который как метеор ворвался в мою жизнь, предстает еще одной стороной своей натуры — страстной, пылкой, неистовой и при этом страдающей…

— Я не хочу продолжать этот разговор, Филипп! — На сей раз она все же заставила его на минуту замолчать.

— А Робер? Возможно, он тот тип мужчины, с которым вы стали бы обсуждать такие вещи? — спросил он строго.

— Робер? — Она не смогла сразу припомнить имя, поскольку начисто забыла своего нового знакомого.

— Там, на вечеринке у Лавалей, передо мной была еще одна Элизабет, — сказал он резко. — Вы смеялись с ним, смотрели на него так… — Он остановился и, сделав глубокий вдох, продолжил: — Таким взглядом, какого я никогда не видел у вас прежде.

— Робер был забавным, вот и все. — Элизабет никак не могла до конца поверить в реальность происходящего. Каким-то образом она оказалась в доме мужчины, с которым встретилась лишь несколько дней назад. К тому же все происходило глубокой ночью, и, что было хуже всего, он ожидал, что она откроет перед ним свою душу!

Паника охватила ее. Очевидно, что она представляет для него своего рода вызов — тем более Филипп сам дал это понять, — но было также совершенно ясно, что любая брешь в ее самозащите приведет к любовной связи — знойной, но быстротечной. И эта связь закончится тогда, когда ей нужно будет уезжать. Он, без сомнения, даст ей отставку и вернется в цепкие руки Мирей, а она… она будет раздавлена и опустошена.

Но этому не бывать! Конечно нет, твердила она себе. Не бывать, потому что она не допустит этого. Ей решать. Большинство мужчин обычно берут то, что им предлагают, поэтому она не должна предлагать. Все очень просто.

— Элизабет…

— Вы привезли меня сюда, чтобы показать ваш дом. — Теперь ей не нужно было изображать холодность. — Ну так показывайте.

Пока она говорила, Филипп преодолел разделявшее их пространство, поднял ее на руки и принялся яростно, уже не сдерживая себя, целовать. И, как прежде, несмотря на все страхи, и панику, и тревогу о возможных последствиях, она не могла удержаться и не ответить на его поцелуи. Элизабет не понимала, что случилось, когда он к ней прикоснулся. Этого безумного томления, поднимавшегося из самых глубин ее естества, не было даже с Джоном, но теперь оно становилось таким сладостным и могучим, что противостоять ему не было сил.