— Не двигайтесь, все нормально.
Его рука осталась лежать на ее ноге недалеко от бедра, и, хотя одеяло препятствовало прямому контакту, прикосновение было обжигающим как огонь. Она ожидала дальнейших расспросов, возможно, продолжения сцены обольщения, но пока они мирно сидели в тихой, уютной комнате, освещенной неярким светом, и он пил кофе молча, очевидно погрузившись в свои собственные мысли.
Его чеканный профиль был от нее лишь на расстоянии фута, и ей доставляло удовольствие смотреть на него. После купания его волосы сбились на лоб непокорными, черными как смоль завитками. Как бы она хотела, чтобы все сложилось иначе. Как хорошо было бы встретить его несколько лет тому назад, до Джона, когда она еще не утратила способность верить в любовь и счастье.
Что за мысли приходят ей в голову? Какая разница, когда она могла его встретить, — он всегда был таким, как сейчас. Так же, как и Джон, он никогда не был мужчиной в «домашних тапочках». Сколько раз можно повторять одну и ту же ошибку.
Это умозаключение заставило ее внезапно спустить ноги на пол, сбросив его руку, и затем подняться, не снимая одеяла.
— Я сейчас пойду и переоденусь, если не возражаете.
— Конечно. — Филипп тоже поднялся. В тоне его голоса чувствовалось недовольство, но в глазах промелькнула улыбка. — Вы смотритесь в этом одеяле замечательно, как маленький испуганный ребенок, — сказал он мягко.
— Неужели? — Ей не нравилась его улыбка; ей все в нем не нравилось. Она не могла представить какого-нибудь мужчину, говорившего подобные слова Мирей. Рыжеволосая красавица была женщиной до кончиков ногтей, независимо от того, чем было покрыто ее совершенное тело.
— Элизабет… — И тут его голос изменился, стал низким и глуховатым. Он привлек ее к себе, с нежностью заглядывая в глаза. — Вы согрелись теперь?
— Да… — Согрелась? Она была в огне, ее мысли беспомощно смешались, когда его руки проникли под одеяло и скользнули вдоль ее тела медленным, ласкающим движением, что мгновенно вызвало у нее прилив горячей истомы, захлестнувшей ее тело. Она ждала этого! Мысль пронзила ее словно молния: она ждала этого мгновения, желала его…
— Не знаю, как вы пробуждаете во мне такое желание, — пробормотал он хрипло. — О, Элизабет…
Их губы соединились, и с этого момента все связные мысли оборвались. Одеяло соскользнуло на пол, но она едва обратила на это внимание, хотя теперь между ними не было никакой преграды, кроме миниатюрного купальника из черного шелка.
Однако теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме безумного наслаждения, которое она испытывала. Поцелуй был долгим и глубоким вторжением его чувственного языка в нежные, тайные закоулки ее полуоткрытого рта. Его руки продолжали блуждать по ее бархатистой коже. Элизабет чувствовала, как набухают и делаются упругими ее груди, соски становятся твердыми под быстрыми и нежными прикосновениями пальцев Филиппа.
— Я не могу поверить в то, что вы со мною делаете… — Знойный французский акцент добавил еще очарования его ласкам. — Вы невероятны, невероятны…
Его поцелуи продолжали оставаться все такими же обжигающими, когда он, оторвавшись от ее губ, стал целовать шею Элизабет, а затем спустился ниже, туда, где под тонкой тканью купальника напряглись ее груди. Тонкие бретельки он спустил с ее плеч, и ощущение его горячих губ на тяжелых округлостях ее грудей было неописуемо прекрасно.
Она не подозревала, что может испытывать такие чувства. Сочетание яростного мужского натиска и нежной любовной игры превратило ее в одно трепещущее беспомощное воплощение чувственности. Ее пальцы блуждали теперь в его волосах, и, когда он вновь поднял голову, Элизабет осознала, что бормочет прямо ему в лицо какие-то бессвязные мольбы и оправдания. Но сейчас она могла контролировать свой разум так же слабо, как и свое тело. Она была словно в дурмане и не имела представления, чем все это обернется. Но вдруг он отстранил ее от себя. Открыв глаза и встретившись с его взглядом, она замерла в недоумении.
— Еще мгновение, и я не смог бы остановиться. Ты понимаешь, о чем я говорю? Хочешь ты или нет, я буду обладать тобой. Я, Филипп де Сернэ, а не какая-то тень, живущая в твоем воображении. Послушай меня, Элизабет…
Слушать его? Она отшатнулась, покачиваясь и густо краснея, когда начала постигать смысл его слов.
— Что бы ни соединяло вас с вашим мужем, как бы вы ни любили его, он не будет словно призрак витать над нашим союзом. Я этого не потерплю.
— Я… — Она попыталась говорить, как-то выразить ему свои чувства, но разум и тело отказывались повиноваться, а взгляд блуждал, избегая его взгляда, пока она старалась собрать воедино свои мысли.
— Посмотри на меня! Я живой. Я из плоти и крови и способен на сильное чувство. — Он взял ее обмякшую руку и приложил к своей груди. — Послушай…
— Не надо. — Она съежилась, испуганная выражением его лица.
— Я хочу тебя, Элизабет. — Голос Филиппа был сдавленным и напряженным. — Я желаю тебя так страстно, что мог бы не устоять перед соблазном, но платить за свою слабость потерей самоуважения не хочу.
Он взял ее за плечи, молча провел через внутренний дворик в комнату для переодевания и почти втолкнул ее внутрь. Затем, повернулся, чтобы уйти.
— Филипп! — Она была совершенно сбита с толку таким неожиданным ходом событий.
— Одевайся, Элизабет. — Он уже опять держал чувства полностью под контролем. — Я буду ждать в машине.
— Ты сегодня уезжаешь? Но почему?